Трое с площади Карронад - Страница 51

Портфель, конечно, отдадут Любке…

Любка раззвонит про эту историю? Пусть. Славка не виноват, что снаряд не настоящий. А если найдутся дураки, которые будут смеяться, — их дело. Пускай хоть весь свет смеется. Разве это сейчас главное? Главное — Тим!

Лишь бы Тим не ушел!

Какой-то переулок вывел Славку к бухте. Правее базы. Славка подскочил к воде, разогнал ладонями нефтяную пленку, которая приплыла от стоявшего неподалеку танкера. Плеснул соленой водой в лицо. Вытерся подолом, заправил рубашку. Быстро зашагал к базе.

Тим не ушел. Он сидел у ворот на старом перевернутом ялике. Он поднялся навстречу Славке.

— Тим! — поспешно сказал Славка. — Это был не снаряд! Это газовый баллон… Мне мичман сказал… Тим, ты что?

Тим протянул Славке его учебники, связанные обрывком фала. Не глядя. Потом повернулся и пошел.

— Тим… — сдавленно сказал Славка.

Тим не остановился.

Славка пошел следом. Тим не оглядывался.

— Тимсель… — позвал Славка. Это было как пароль. Как сигнал о помощи.

Тим замедлил шаги. Не обернувшись, он сказал негромко:

— Ты за мной не ходи, пожалуйста. Ты… хуже, чем враг…

Никогда не забуду…

Дома Славка сразу лег на диван. Лицом к стене. Он не удивился, что его не зовут обедать. Не удивился, что баба Вера — печальная и растерянная. Не удивился тяжелому молчанию в доме. Все так и должно было быть в этот черный день.

Сначала Славка ни о чем не думал. Он очень долго лежал, сцепив зубы, а в голове, как замкнутая в кольцо кинолента, крутилось воспоминание: белая дорога, Любка, мичман, баллон, Тим, последние слова Тима. И снова: дорога… баллон… Тим… И опять.

«Ты за мной не ходи, пожалуйста. Ты… хуже, чем враг…»

Но почему?!

«Тим, почему? Я же тебя не бросил, не обманул… Ну, пусть я виноват, но я же не хотел… А ты сразу — как насмерть!»

И вдруг появилась ясная мысль. Такая простая и легкая, что Славка сразу сел. Он даже улыбнулся и кулаком себя стукнул по лбу.

Тим просто не понял, вот в чем дело! Он увидел у Славки вину, которой не было! Их поссорила какая-то ошибка… Эту ошибку надо выяснить и убрать. Уничтожить! Надо не валяться здесь, не впадать в тоску, а поговорить с Тимом. Обо всем спросить и про все объяснить самому. Тим поймет. Это же Тим…

Ну а если не поймет?

Ладно… Тогда Славка скажет: «Тим, я дурак был с этим своим капитанством. Я просто потерял голову. Не прогоняй меня, Тим, прости».

И Тим простит. Не может он поставить на Славке крест. Они одной крови — Славка и Тим…

Славка вскочил. Если бегом — он увидит Тима через пятнадцать минут!

Он качнулся к двери, и в эту секунду вошла мама.

У мамы были сжаты губы. Она коротко глянула на Славку, обвела глазами комнату и сухо спросила:

— Где твой портфель?

— Что? — растерянно сказал Славка.

— Меня интересует, где твой портфель. Почему ты принес учебники, связанные веревкой?

Она смотрела мимо Славки. Лицо у нее было напряженным и холодным.

«Все уже знает, — со страхом подумал Славка. — Любка разнюхала адрес и притащила портфель». Стало ясно, что несчастья не кончились.

— Ну, что ты молчишь?

А что было говорить? Самое глупое дело — давать ответы, которые известны заранее.

Мама посмотрела на Славку слегка удивленно:

— Ты объяснишь наконец?

— Он остался у военных, — пробормотал Славка.

— У каких военных? Что ты там делал?

— Ну… что ты меня мучаешь? — вырвалось у Славки. — Ты же сама знаешь! Любка же рассказала!

— Любка? — удивилась мама. — Я не знаю никакой Любки. В чем дело?

Значит, Любки не было? Как по-идиотски он влип!

— Вячеслав! — сказала мама. — Я хочу немедленно знать, что произошло. Имей в виду, что мы договаривались: никогда не врать.

Врать он и не мог. Промолчать — другое дело. Но молчать уже было нельзя. Славка, глядя в пол, прошептал:

— Я отнес военным… одну штуку. Газовый баллон.

— Зачем? Что за баллон?

— Мы с Тимом его на свалке нашли…

— Ну и что?

— Мы его у ребят отобрали…

— Ну и что, я спрашиваю!

— Ну и… отнес.

— За-чем?

Тянуть было бессмысленно. Славка был измотан, он не мог сопротивляться. Он поднял глаза и проговорил:

— Я думал, что это снаряд.

Он не увидел на мамином лице ни страха, ни гнева. Мама, кажется, даже обрадовалась. Все так же сухо, но со скрытым облегчением она сказала:

— Очень хорошо. Иди поешь, а потом поможешь уложить чемоданы. Мы уедем сегодня.

— Мамочка… — шепотом сказал Славка. — Мама, ты со мной что хочешь… Только не это…

Потом крикнул:

— Не надо!

Он вцепился в маму. Сам того не сознавая, он кричал слова, которые кричат дети, оказавшись в тисках жестокости и боли. Да он и был сейчас маленьким мальчиком, изнемогавшим от боли и отчаяния:

— Мамочка, не надо! Мама, я больше не буду, ну прости, мама!

Но она оторвала от себя Славкины руки:

— Прекрати истерику!

Славка упал на диван. Но он тут же вскочил! Надо было драться за себя и за Город!

— Ты не имеешь права! — крикнул он. — Ты обещала! Ты слово давала!

— Ты тоже давал слово. И нарушил.

— Но у меня не было выхода!

— Не кричи. У меня тоже нет выхода. Ты меня сам вынуждаешь на это.

— Я не поеду, — сказал Славка. Он вдруг почти успокоился. В самом деле: не поедет, и все! — Я руками и ногами, зубами цепляться буду. Не поеду.

— Поедешь, — сказала мама. — Ты не будешь цепляться ни зубами, ни когтями. И не будешь устраивать скандалы. Пожалей Веру Анатольевну. Сейчас ты пообедаешь, и начнем укладываться. Поезд уходит в половине десятого вечера.