Славка даже не обратил внимания на «сопливого щенка». Его захлестнула радость: значит, мама вернулась!
— Где она?
— Где? Носится за тобой по слякоти, трагедии устраивает, вместо того чтобы дождаться и надавать оплеух. Марш в комнату!
Он хотел схватить Славку за плечо. Славка откачнулся и сказал:
— Оставьте меня в покое.
— В покое?! — Он взвизгнул и задышал, будто обжёг рот горячей картошкой. — Тебя в покое? А меня?.. Ты мне жизнь изломал, змеёныш!
Славка удивился. Спросил с любопытством и чуть пренебрежительно:
— Каким образом?
— А таким, что ты на свете есть… — неожиданно усталым и печальным голосом проговорил Он. — На кой чёрт ты появился? Мне свой сын был нужен, а не такая пиявка…
Славка сказал:
— Я к вам в сыновья не записывался. У меня мама есть…
— Мама твоя… — начал Он, скрипнув зубами.
— Что? — прищурившись, спросил Славка. А потом подумал: чего стоять здесь и слушать всякие гадости? Лучше пойти и встретить поскорее маму.
Славка шагнул к двери.
Он взревел:
— Куда?! — Ухватил Славку за ворот и дёрнул к порогу своей комнаты. — Опять надеешься исчезнуть? Не пройдёт!
Кажется, Он замахнулся.
«Неужели будет бить?» — подумал Славка и приготовился драться до смерти.
Он не ударил. Швырнул Славку на середину комнаты и глухо сказал:
— Будешь сидеть под замком, пока мать не придёт. А потом…
Не договорил, выскочил, захлопнул дверь.
Славка поднялся с пола. Отчаянно болел ушибленный локоть. Шумело в ушах, как на встречном ветру, и щипало в глазах от жуткого унижения. Даже мама никогда не поднимала руку на Славку, а этот… этот…
Славка старательно разбежался и грянулся плечом об очень твёрдую дверь.
— Откройте сейчас же, — отчётливо сказал он.
Тихо было за дверью.
— Откройте!! — закричал Славка. Ударил каблуком.
Крепкая была дверь. Ненавистная была дверь! Всё было ненавистно в этой комнате, в этой клетке!
— Откройте!.. Открывай!!
Ни звука в ответ. Лишь закопчённый трамвай невыносимо прогремел за окном по мокрым чёрным рельсам.
Всё, что копилось на душе у Славки, поднялось в нём, как неторопливая холодная волна. Очень тяжёлая волна. Как ртуть. Славка отошёл к столу и взвесил в руке призовой кубок.
От удара о дверную ручку хрусталь разлетелся на мельчайшие брызги.
Дверь распахнулась сразу. Он встал на пороге, увидел стеклянную россыпь и приоткрыл рот.
— Подонок, — сказал Он плачущим голосом. Подумал и растерянно добавил:
— Убью ведь… Пусть…
Славка увидел его глаза и подумал: «Может, в самом деле больной?»
Странно подпрыгивая, Он вбежал в комнату, подскочил к стене, оглянулся на Славку и как-то полувопросительно сказал опять:
— Убью…
Он сдёрнул с гвоздя ружьё. Отбежал, стал шарить в ящике стола.
В первый миг Славка испугался. Но почти сразу что-то в нём отключилось. Не стало ни страха, ни злости, ни обиды. Только тяжёлое утомление наваливалось. Такое, что хотелось прилечь и про всё забыть. Такое, что хотелось прилечь и про всё забыть. «Пускай, — подумал Славка, — всё равно…»
Вместо того чтобы выскочить за дверь, Славка подошёл к стене и прислонился лопатками к оленьей шкуре (из которой всегда лезли волосы). Там, где недавно висел «зауэр».
С безразличием Славка смотрел, как Он дрожащими ломкими пальцами толкает в казённик патроны, как, отвесив губу, поднимает пляшущие стволы. Впрочем, была, кажется, в Славке капелька любопытства: выстрелит или нет? Но боязни не было никакой.
Дульные срезы двустволки глянули на Славку — как зрачки, близко посаженные к переносице.
Славка очень хотел спать.
Но всё же он оставался Славкой Семибратовым, сыном весёлого парня Валерия Семибратова, который успел в жизни сделать одно очень важное дело: вовремя рванул в сторону руль. И видимо, поэтому появилась у Славки мысль: «Как же так? Без сопротивления?»
Ему не хотелось сопротивляться. Но до последнего момента человек должен быть человеком, и Славка через силу потянул руку к висевшему рядом ножу.
Рубчатая рукоятка удобно легла в ладонь. И, бросая нож от плеча — прямо врагу в глаза, — Славка уже знал, что не промахнётся.
Но Он был опытный стрелок, привыкший на лету расшибать мелькающие мишени. Вздёрнув стволы, он отбил ими клинок (Славка сразу понял, что нож рикошетом уйдёт в угол и воткнётся в косяк у окна).
Несколько секунд (или минут, или часов) висела тишина. Потом Он бросил ружьё на тахту, взял себя за щёки и побрёл из комнаты.
Славка постоял, закрыв глаза, подошёл к тахте и неторопливо разрядил «зауэр»…
Когда прибежала мама, Славка сидел у стола и, как шахматных королей, рассеянно переставлял по клетчатому пластику тяжёлые патроны. А Он лежал в спальне на кровати и не то постанывал, не то скулил.
Мама увидела открытое ружьё и торчавший в косяке нож.
— Что? — шёпотом сказала мама. — Что здесь было?
Славка молчал. Мама прижала его к себе. Патроны покатились и стукнули о паркет. Славка высвободился.
— Осторожнее, мама, — тихо сказал он. — Это не игрушки.
— Что здесь было?!
Славка подобрал патроны.
— Давай уедем, мама, — попросил он. — Пожалуйста. Давай уедем…
— Уедем! Немедленно! Уедем!.. Господи, какая же я была глупая…
Они дали Вере Анатольевне телеграмму, уложили чемоданы, купили билеты. На сборы ушло двое суток. Всё это время Он не показывался, даже не ночевал. А Славку не покидала трепетная, смешанная со страхом радость. Неужели ждёт его море и Город? Лишь бы ничего не сорвалось!